Читаем без скачивания Беглая Русь - Владимир Владыкин

Подворье Костылёвых начинало свой отсчёт хат сверху улицы, от колхозной усадьбы. Перед двором, обнесённым забором из жердей, на лавочке, сколоченной из старых досок, сидел старик Пантелей, дымя самокруткой. А неподалёку, на куче песка, играли дети. Это были младшие Зябликовы Боря и Витя, да Костылёвы Назар с четырёхлетней Ольгой, курносой в отца. Как только детвора завидели подъезжавшую ко двору запряжённую парой гнедых лошадей линейку, она тут же бросила возню в песке, встала и смотрела на бригадира с гостями.

Во дворе у Зябликовых – соседей Костылёвых – в это время никого не было. Екатерина с дочерью Ниной в огороде по картошке полола сорняк, а Фёдор Савельевич со старшим сыном Денисом ещё с утра отправился рубить по балкам хворост и жерди для забора.

Феня несмело сошла с линейки и тут как тут перед ней оказались дети. Она старалась угадать Макаровых и скоро, но, правда, не очень уверенно, указала на Ольгу, а вот Назара из детворы выделила не сразу, она посмотрела на русого мальчугана, в загоревшем лице которого что-то было схожее с девочкой. Скорее всего губами и несколько широковатым носом.

– Я думаю, этот твой, на тебя похож, – тихо сказала она Макару и тот сдержанно кивнул, глянув как-то заискивающе и долго на сына, чтобы тот не осуждал отца.

Феня осталась довольна, что ей удалось угадать его детей, и тут же простосердечно всем улыбнулась. Короткостриженный малец подбежал к отцу, прижался плечом к его ноге. Макар погладил сына по головке. Оля засунула палец в рот; её светлые кудряшки тонкорунными волосиками, весело и как-то озорно вились по головке, она, как завороженная, уставилась на незнакомую женщину. Назар, со слегка вытянутым лицом, точно при виде дива, даже чуть приоткрыл рот…

На приглашение Макара зайти в хату Староумов вежливо отказался, посчитав, что свою миссию исполнил с честью до конца. И, попрощавшись с хозяином, Феней, он валко пошагал на бригаду. Макар, тихо улыбаясь, положил Назару на плечо руку, погладил его по спине, затем взял на руки Олю и пошёл с ней в хату, пропуская вперёд Феню, державшую в руке узелок с гостинцами для детей, опустив голову, почувствовав нарастающее волнение и от этого ноги ей отказывались подчиняться…

Дети Макара и сам дед Пантелей (на вид ещё достаточно крепкий старик) ни словом, ни взглядом не выразили какого-либо недовольства после известия, что скоро у них поселится новая хозяйка, готовая заменить им мать. Впрочем, для самого Макара, вводившего в дом вторую жену, это событие произошло настолько неожиданно, что ему всё ещё не верилось – неужели он в ближайшее время женится. Но, видно, судьбе было угодно, чтобы у детей появилась мать, хотя при этом его мучил один и тот же вопрос: как воспримет Феню старшая дочь Шура? Когда умерла мать, которую она так сильно любила, казалось, её глаза не будут просыхать от слёз. Но Макар даже не видел, чтобы по ней она сильно горевала. Одиннадцатилетняя девочка, с красивой внешностью, со сдержанными манерами, по своему характеру была сложная и замкнутая. Вечно углублённая в себя, она больше походила на городскую барышню, чем на деревенскую. Шура училась в городской школе-интернате, и с каждый прожитым там годом она превращалась в гордую и своенравную девочку. Она приезжала домой лишь на выходные и каникулы, чувствуя себя в семейном кругу одинокой. Подруг тут у неё не было и её одолевало томление, она часто скучала. Но когда умерла мать, Шура понимала, что за меньшими братом и сестрой нужен уход, отец один с ними не управится…

Между тем Макар даже сам не предполагал, что он и Феня так быстро сговорятся о совместной жизни. Но пока Шура будет учиться в городе, младшие дети вполне свыкнутся с присутствием чужой женщины. И потому скоро должна успешно решится их дальнейшая судьба, она сообщит ему о своём согласии принять незавидную долю мачехи. Конечно, Макар опасался её отказа из-за одного того, что дети могли Феню не принять, как свою мать. Вот и выходило, что только от них зависело, быть ли ему с Феней вместе. И Макар молил Бога, чтобы она пришлась по душе его чадам, но особенно младшей Оле. Если она её примет, то и Шура должна с ней посчитаться, ведь ей всё равно с мачехой долго не жить, так как после школы пойдёт учиться дальше.

И вот сейчас Макар волновался не меньше Фени; он без конца с опасением всматривался в глаза детей, и хотя старался быть спокойным, не без воленния переводил взгляд на свою милушку, от присутствия которой в хате, кажется, даже посветлело. От Фени исходило благонравное, мягкое, тёплое излучение, растекавшееся по горнице, наполнявшее благотворной энергией душу Макара.

От угощения хозяина Феня вежливо отказалась, правда, лишь согласилась выпитъ чаю, так как за дорогу под палящим июньским солнцем она изрядно вспотела и теперь от пережитой тревоги без конца чувствовала жажду.

Дед Пантелей с самого начала для такого дела почёл себя здесь совершенно лишним, сказав, что ему пора отправляться дежурить на конюшню, захватив с собой бумагу, кисет с табаком и немного еды.

С чего начинать при детях разговор, Макар совершенно терялся, он хмурился и озадаченно чесал затылок. Феня находчиво подозвала к себе Олю, которая исподлобья зыркала на женщину, вызывавшую у неё чрезвычайное любопытство. Макар оживился, но видя, что дочка сама к ней не подойдёт, стал Оле ласково объяснять, что тётя очень хорошая. Девочка тут же осмелела, оживилась и приблизилась к ней, Феня взяла её за ручку, погладила белые мягкие кудряшки, затем подняла девочку на руки и с ней присела на табурет.

– Неужели ты меня боишься?

– Я уже не боюсь.

– Как же тебя зовут?

– Я Костылёва Оля! – отрезала девочка.

– А я тётя Феня…

– Я могу спеть, – бедово выпалила она.

– Вот хорошо! И заодно плясунья?

– Да! А ты сто у нас будесь делать? – вдруг спросила Оля, чуть от неё отклоняясь, разглядывая внимательно женщину.

– Пока ничего, – захотела познакомиться с тобой и с твоим братом. И если захочешь, я буду с вами жить и сошью тебе красивое платье.

– А Назалу?

– Ему рубашку и отцу тоже. И везде всегда будет чисто.

– У нас мусола нет, Сула убилает, она тозе сить умеет и сколё пливезёт из голода мне конфет.

– А у меня вот яблоки, абрикосы… – и она развязала узелок на столе. – Бери, бери Назар, не стесняйся, – предложила она, видя с каким интересом мальчик смотрел на неё, когда она выложила фрукты.

…Приезда Шуры из города Феня не стала ждать, полагая, что засиживаться долго необязательно, о чём Макар посетовал вслух, с обожанием глядя на молодую женщину. Они уселись с детьми на линейку и плавно покатили вниз по укатанной дороге. Фене дети Макара понравились и дорогой весело переговаривались о том о сём. И когда приехали в хутор Большой Мишкин, Феня одарила Макара обнадёживающим взглядом. Единственно, только она не хотела, чтобы так быстро, без долгих раздумий, решилась её судьба. Однако Макар не желал затягивать женитьбу на неопределённо длительный срок. И сказал Фене, что через неделю он перевезет всё её имущество к себе в хату…

Так и было сделано. Два дня она укладывалась к отъезду, и столько же понадобилось на сам переезд. И вот наконец они, как молодожёны, соединились в супружеский союз. А ещё через неделю, не откладывая в долгий ящик, молодые поехали на линейке в поссовет, находившийся в строившемся посёлке Октябрьском Новочеркасского района, куда дорога пролегала сначала по старому городу, затем по крутому Петербургскому спуску, минуя Триумфальные ворота и через недавно построенный каменный мост, перекинутый через реку Тузлов… С того летнего дня, отмеченного шумным свадебным весельем, плясками и песнями, с участием Павла Ефимовича и Марфы Никитичны Жерновых, Ивана и Полины Староумовых, Гурия и Авдотьи Треуховых, Семёна и Серафимы Полосухиных, гармониста Захара и Варвары Пироговых, да немногочисленной родни Фени, жизнь новобрачных покатилась, как по хорошо наезженной дороге. Оля норовившая на свадьбе что-то петь и пытаться танцевать как взрослые, довольно быстро стала называть Феню мамой, а глядя на сестру повторял и Назар. По спокойному настроению Шуры Макар так и не понял: дочь с пониманием или с осуждением встретила его женитьбу? Но его успокаивало одно: на свадьбе Оля почти не слезала с рук Фени, отчего её лицо осветилась гордой радостью…

Но скоро наступила осень и Шура, как было накануне решено отцом, уехала в школу-интернат. Из города она приезжала домой, как и раньше, только на воскресенье и каникулы. Макару казалось, будто дочь таит на него, отца, не выказанную обиду оттого, что с момента женитьбы он значительно меньше стал обращать на неё внимания. Действительно, с появлением в доме молодой хозяйки Макар заметно ожил и работал в колхозе и дома с огоньком.